Говорят ночью спадают все маски, и мир обнажает свое истинное лицо… Может по этому люди слагали легенды о прекрасных демонах ночи, о бессмертных вампирах и прочей нечисти, которою до смерти боялись и благоговели пред ней? Глупо… Но в ночном городе, как не крути, а дышишь по-другому, осязаешь, слышишь, чувствуешь. Все органы чувств обостряются, ты отчетливо слышишь то, что днем бы принял за фоновый шум улицы, чувствуешь в воздухе каждый отдельный запах, и аромат рождаем их слиянием. Ночь меняет все, небо, город, людей…
Быстро перейдя площадь, они свернули, вслед за Кэвином, в узкую улочки, и через минут пять оказали на широкой дороге, выложенной из плохо отесанного камня. Вот здесь и начались чудеса. Дорога спускалась в низ, туда где виднелось большое озеро. По обе стороны стояли дома, настоящие жемчужины архитектуры, и Тео постоянно останавливался то возле одного дома, то возле второго. Он шел медленно, пытаясь уловить что-то запрятанное и запретное, что-то, что можно увидеть только периферийным зрением. Анко и Кэвин о чем-то говорили на ходу, явно не ища призраков в каждой тени. К их разговору паренек потерял интерес сразу же, как они вышли из таверны. Его приворожил «Двор Чудес».
Вдоль дороги застыли старые, электрические фонари. Краска на них где потрескалась, а где и слезла, оголяя покрытый ржавчиной метал. Тео остановился возле одного такого фонарного столба и медленно стал его рассматривать. Кованная верхушка: четыре морды урсаринга смотрящие на север, юг, запад и восток, а вверху белый шар. Фонарь, или скорее лампочка внутри, издал скрип, звук потрескивания и мертвенно-холодный, электрический свет создал белое пятно света, в которое попал и Тео. Цепная реакция, запущенная кем-то зажгла фонари по две стороны дороги, но иногда, после потрескивания, фонарь зажигался, выбрасывал сноп искр и гас…
- Тое, ептыть! Давай быстрей!
Голос девушки вывел из транса и Даркхолм направился дальше. Прав был тот, кто сказал, что без тьмы Ада свет Небес не был бы таким девственно-чистым… Или наоборот? Чем меньше света, тем серее тьма?
Философско-житейская чушь роилась в голове юноши несвязной стаей мыслей, приходила из искусственных теней, рожденных таким же искусственным светом, и уходила в них же.
Теодор сошел с центральной дороги и пошел по тротуару. Знаете что лучше всего в архитектуре? История! Парень словно потерялся в пластах чужих историй, проходя мимо груды камней, названых давным-давно – домами. Запах старой краски, плесени, мела, цемента, пыли, истлевшей бумаги.
Остановившись возле пятиэтажного здания, он подошел и вгляделся в желтые листы потускневших афиш. Это был театр. Секунду поколебавшись, Тео аккуратно оторвал одну из афиш, которая рекламировала его любимую пьесу, скрутил ее в трубочку и побежал вперед. Бег превращает весь мир в полотно экспрессиониста – из дали красиво, а в близи мазня мазней… сплошной Моне, так сказать. Здания, фонари, тени и свет все слилось, остался толь он и ветер в лицо… ощущение свободы, целые три минуту… А потом он нагнал ребят и пошел размеренным шагом. И мир стал прежним, и тяжесть и зависимость тебя от социума…
- И это все еще «Двор Чудес»?
Спросил каким-то бесцветным голосом Теодор в пустоту. Но ответ получил совсем рядом, от Кэвина.
- Да. Это архитектура девятнадцатого века… Присоединили к «Двору» лет сорок назад. А вот мы и пришли.
Тео поднял глаза и увидел серый камень, большие дубовые двери с кованными элементами, перевел взгляд выше – пять этажей, окна открыты, но свет не горит ни в одном. Вот он, дом, совсем не родной дом…