Светало. Между ветками деревьев пробивались первые солнечные лучи, оставляя на земле причудливый узор из теней. Утренняя роса еще не высохла, и трава там, где на нее попадали пятна света, казалась усыпанной крошечными драгоценными камешками. Откуда-то издалека доносились голоса проснувшихся покемонов. Тихо шелестели листья, шевелимые слабым ветерком. Еще по-утреннему прохладный, он ерошил шерсть Атарашики. Оборотница недовольно поежилась и прижалась крепче к теплому боку Вайзора.

- И когда тот инари был убит в чужом мире, Первый Снег поняла, что ее детям нужна защита, - продолжал рассказывать тем временем волк легенду о появлении вайзоров. Его тихий, немного напевный сейчас голос весьма неплохо вписывался в пейзаж. – «Безусловно, это существо должно быть сильным, - размышляла она, - какой толк в слабом охраннике? И большим, чтобы без усилий нести на себе усталого или раненого инари. И быстрым, чтобы суметь скрыться с глаз более сильного противника. Но ведь у того могут быть способности, позволяющие быстро найти инари и защитника… значит, защитник должен уметь скрываться от такого врага. А если инари ранен или болен, он обязан уметь и вылечивать его. Хорошо, пускай будет так. Остался один вопрос, не такой важный, но, безусловно, необходимый. Как будет выглядеть защитник инари?». Долго думала над этим вопросом Первый Снег и, наконец, решила создать первого из нас по образу существа из другого мира. Она отправилась в путешествие и скоро нашла тех зверей, чей облик ей понравился. Их шкура была серой, они, как и инари, питались мясом, а по ночам пели тоскливые песни об одиночестве ночному небу…

- Волки, - сонно произнесла Атарашики, приоткрыв один глаз. Сегодня они опять под влечением зова бежали всю ночь и только под утро решили отдохнуть, поэтому ничего удивительного, что ей хотелось спать. Она с удовольствием заснула бы прямо сейчас, но хотелось дослушать легенду.

Увлекшийся Вайзор осекся на полуслове, дернул ухом и, повернув голову в сторону Атарашики, переспросил:

- Что ты сказала?

- Волки, - повторила оборотница. – Так называются эти существа.

- Волки, - задумчиво произнес Вайзор, точно пробуя слово на вкус. – Ясно… На чем я остановился? А, вот: и удовлетворенная Первый Снег вернулась в свой мир и сразу же начала лепить из снега это существо и вкладывать в него те качества, которыми она решила наделить его, а по завершению работы дохнула на него, вместе со своим дыханием даруя частицу своей жизненной энергии. И открыл тогда глаза первый из нас, вдохнул воздух нашего мира, и Снежная вдруг спохватилась, что так и не придумала имя защитнику. Поэтому она очень смутилась, когда ее творение спросило, как его зовут, и даже почувствовала желание убежать. Но вдруг в ее сознании родилось слово, и она радостно воскликнула: «Ты – Вайзор, защитник инари, их проводник в других мирах! Иди и исполняй хорошо свое предназначение! Но помни: если не справишься, тебя ждет серьезное наказание, ибо я не хочу, чтобы мои первые дети остались навсегда в чужом мире». И тогда поклонился ей тот Вайзор и ушел к инари, и с тех пор вы находитесь под нашей защитой.

Волк перевел дух и тоном, в котором так и слышалось: «Хоть бы ей понравилось! Ну пожалуйста, пусть ей понравится!» спросил:

- Ну как?

Прежде чем ответить, Атарашики немного поворочалась, устраиваясь поудобней.

- Понравилось, - сонно пробормотала она.

Честно говоря, половину легенды оборотница, несмотря на желание ее дослушать, благополучно пропустила мимо ушей, и единственное, что она хорошо запомнила и что ей действительно понравилось – то, что вайзоры были-таки созданы по образу волков.

Друг облегченно вздохнул и довольно произнес:

- Я рад.

Атарашики невольно улыбнулась. Было неожиданно приятно знать, что она сделала своего друга чуточку счастливей. Пусть и маленьким, незначительным обманом.

- А у людей есть какие-нибудь боги? Во что они верят? – вдруг спросил волк. Снова опустившая было веки Атарашики недовольно подняла их снова. Вайзор с любопытством смотрел на нее, слегка щуря желтые глаза.

Оборотница замялась. Дело в том, что она практически не знала, во что там верят люди. Не интересовалась, не слушала. Поэтому вопрос волка поставил ее в тупик.

Покопавшись в памяти, она все же неуверенно ответила:

- Ну… вроде как есть какой-то покемон, который создал этот мир. И еще существует вера, что после смерти хорошие люди отправляются на небо, в рай, а плохие – в ад, под землю… - здесь девушка окончательно смутилась и замолчала, впервые жалея, что не интересовалась этим.

- Такое четкое разделение? – глаза Вайзора потрясенно распахнулись. – Но ведь это совершенно невозможно, абсолютно хороших и абсолютно плохих нет, как они определяют, кто есть кто?

Атарашики пожала плечами и закрыла глаза.

- Не знаю. Я лично в это не верю. Смерть есть смерть, и никакой другой жизни за ней не последует.

Такое мнение Вайзору тоже не понравилось.

- В таком случае что смерть из себя представляет? – пробормотал он с сомнением. – Если после нее ничего нет, то как оно выглядит, это ничего?

- Мне все равно, - буркнула Атарашики. – Умрем, посмотрим…

Она зевнула. Вайзор скептично хмыкнул, но затевать спор, к радости оборотницы, не стал. Девушка ненавидела любые виды словесных конфликтов, к тому же ей хотелось спать.

Вскоре все мысли о религиях, жизни и смерти покинули сознание Атарашики, и ей снова начал овладевать сон. Перед глазами, как это всегда бывало перед тем, как оборотница засыпала, начали мелькать снежные пейзажи: ослепительно белая равнина с кажущимися синеватыми, подернутыми туманом горами на горизонте; замерзшая река; лес, как будто вылепленный из снега, так покрывал деревья иней… И ведь скоро все это станет явью, скоро она по-настоящему будет бегать там, вдыхать морозный, обжигающий гортань воздух, охотиться…

- Сегодня шестой день нашей с тобой встречи, - вдруг негромко произнес волк, когда замечтавшаяся Атарашики уже почти погрузилась в сон.

- М? – девушка в третий раз недовольно приоткрыла глаза. Вайзор глядел куда-то вдаль, но при звуке ее голоса повернул голову к ней.

- Сегодня шестой день нашей встречи, - повторил он. – Извини, что разбудил, - прибавил волк смущенно, - но это важно. Сегодня будет второе испытание.

Сна как не бывало. Атарашики рывком села, ошарашено глядя на друга. Второе испытание? Так скоро?

- Случайно не сейчас? – с тревогой спросила оборотница. Она очень надеялась, что ответ будет положительным – у нее совершенно не было желания начинать проходить испытание сию же секунду.

Вайзор с явным удовольствием свернулся в клубок, положив голову на вытянутые задние лапы. Похоже, он давно хотел поменять позу, но не решался тревожить Атарашики.

- Нет, не сейчас, - успокоил ее волк. – Это испытание начнется тогда, когда ты заснешь.

Оборотница недоуменно дернула ушами.

- То есть как? – поинтересовалась она озадаченно.

- Сейчас объясню, не торопись. Понимаешь… - волк ненадолго задумался, подбирая слова. –Любимые числа Снежной – это «шесть» и производные от него. Именно на шестой день после своей смерти она создала инари, а на двенадцатый, то есть дважды шестой – вайзоров. Испытания тоже лучше всего проходить на дни, производные от шести – двенадцатый, восемнадцатый и так далее. Считается, что в такие дни они заканчиваются наиболее успешно. Конечно, инари не могут проходить испытания строго так из-за условий и других причин, но одно всегда происходит именно в счастливый день. Это и есть второе испытание. На шестой день после того, как вайзор и инари встретились, Снежная посылает своему первому творению сон, в котором ему надо найти какую-то вещь. Разумеется, это будет нелегко, во сне встретятся различные препятствия, но если проснуться, их можно легко преодолеть…

- Подожди, - перебила его сбитая с толку Атарашики. – Проснуться, чтобы преодолеть препятствия во сне?

На морде Вайзора опять появилось смущение.

- Извини, я забыл, что ты не знаешь про это. Проснуться во сне означает понять, что ты на самом деле спишь. Тогда можно сотворить с препятствием что угодно. Инари всегда просыпаются во сне во время второго испытания.

- А, ОС, - с умным видом произнесла Атарашики. Пришел черед Вайзора недоуменно смотреть на нее.

- Так в этом мире называют пробуждение во сне? – спросил он.

Оборотница кивнула.

- Это расшифровывается как «осознанный сон». Когда-то я этим интересовалась.

«Когда-то» возникло года полтора назад и продержалось ровно неделю – начиная от узнавания об ОС-ах из случайно подслушанного разговора и заканчивая несколькими безуспешными попытками вызвать их, после чего интерес как-то незаметно сошел на нет. Атарашики вообще быстро теряла его ко всему долго- и труднодостижимому.

- А что еще будет в этом сне, кроме поиска предмета и препятствий? – поспешила девушка вернуть разговор в прежнее испытательское русло.

Вайзор плавно махнул хвостом, задумчиво следя за ним.

- Не знаю, - произнес он. – У каждого инари сон проходит по-разному, и универсального решения здесь нет. Хотя один совет дать могу. Не смотри там на свое отражение. Конечно, на прохождение испытания это не повлияет, но говорят, если инари посмотрит в этом сне на себя… с ним произойдет что-то неприятное.

Атарашики насторожилась. Секундная заминка Вайзора и его несколько неестественный тон после не укрылись от нее.

«Он опять что-то скрывает… Снова начинается».

Однако вслух она ничего не сказала, хоть и очень хотелось. Зачем? Все равно не получит ответа.

- Ложись спать, - продолжил тем временем Вайзор, поднимая голову с лап. – Чем скорее ты уснешь, тем быстрее пройдешь испытание, - ободряюще прибавил он.

Атарашики кивнула, стараясь не показывать свое недовольство. Частые недомолвки и тайны начинали ее раздражать.

***

Атарашики стояла в пещере. Достаточно просторной, чтобы без помех двигаться, и достаточно маленькой, чтобы видеть стены, плавно переходящие в полукруглый потолок. Они были неровными, но никаких острых углов, шероховатостей и трещин не наблюдалось; все гладкое, точно отшлифованное, и в придачу блестит, словно слюдяное. В выход из пещеры бил яркий свет, не позволяя разглядеть, что находится за ее пределами.

Атарашики сделала шаг – звук от него негромким эхом отдался от стен. В ту же секунду слева от нее раздался негромкий голос:

- Куда ты?

Повернувшись, девушка увидела приличных размеров камень, на котором сидело странное существо. Вроде бы человек – а точнее, парень ее возраста, - однако с длинными желтыми ушами с черными кончиками, такими же черными глазами и красными кружочками на щеках. Из-за спины выглядывал желтый молниевидный хвост. Одет парень тоже был в желтое – жилет без рукавов, узкие брюки и почему-то шлепанцы.

«Морф пикачу», - поняла Атарашики, совершенно не удивившись.

- Мне нужно кое-что найти, - ответила она. Ее голос, как до этого звук шага, эхом разнесся по пещере.

- Я помогу, - морф поднялся. – Идем.

По мере приближения к выходу из пещеры свет все больше бледнел, истаивал и словно бы собирался в одну точку. Когда Атарашики и морф приблизились вплотную, он исчез окончательно, и глазам открылся странный вид. Они находились высоко в скалах. На пейзаж будто наложили градиент: черное ночное небо с редкими звездами, сумерки, какие обычно бывают поздним вечером, там, где стояли Атарашики и ее спутник, и далеко внизу – светлая, словно освещенная невидимым солнцем, холмистая земля.

Оборотница ощутила смутное беспокойство. Что-то было неправильно… Однако не успела эта мысль окончательно дойти до ее сознания, как морф нетерпеливо потянул девушку за руку, и Атарашики ничего не оставалось, как двинуться за ним по узкой тропке, тянущейся по скале насколько хватало глаз.

Шли молча. Как и полагалось проводнику, морф шагал впереди, периодически оглядываясь на спутницу. Вел он себя странно: с одной стороны, держался вблизи, на расстоянии одного-двух шагов, изредка касаясь подушечками пальцев руки Атарашики, словно опасался ее потерять; с другой – во всей его фигуре чувствовалось напряжение, а иногда парень ускорял шаги, как будто хотел оказаться подальше от девушки. Пару раз оборотница видела, как от его щек с легким треском отрываются короткие желтые молнии.

Но настораживало Атарашики не это, а как раз то, что он держится поблизости, и его легкие, мимолетные касания. «Почему он это делает? – думала она с недоумением. – Разве ему не страшно?».

Через некоторое время морф свернул и прошел, как сначала показалось Атарашики, прямо сквозь скалу. Дойдя до того же места, она увидела небольшую щель, достаточной ширины для того, чтобы спокойно в нее пролезть. Вела она, как поняла девушка, когда оказалась внутри, в еще одну пещеру, гораздо шире и больше предыдущей. В ее конце виднелся свет. Почему-то Атарашики он не понравился. Что-то в нем настораживало, хотя с виду сияние было совершенно нормальным.

- Поторопись, - вокруг запястья сомкнулись пальцы морфа, и проводник нетерпеливо потянул Атарашики вперед. Через несколько шагов он, выпустив ее руку, уже привычно резко скакнул вперед и пошел с прежней скоростью.

Чем ближе становился свет, тем беспокойней делалось Атарашики. Ей хотелось развернуться и со всех ног броситься вон. Морф же, наоборот, шел к выходу все быстрее и быстрее, точно боялся не успеть к чему-то. Он уже чаще оглядывался и постоянно повторял: «Скорее, скорее». В его обычно ровном голосе звучали беспокойство и какая-то непонятная возбужденность.

Когда до выхода осталось несколько метров, юноша снова схватил Атарашики за руку и буквально выволок из пещеры.

И девушка поняла, почему ей так не хотелось сюда идти.

На небольшой площадке, образованной скалами вокруг, стояла толпа самых разнообразных покемонов. Тут были и те, чьи виды Атарашики хорошо знала, и те, которые она помнила весьма смутно, и совершенно незнакомые существа. И все они смотрели на нее, и их взгляды было очень трудно перепутать с добрыми и участливыми. Знакомые с детства ненависть и страх. И какая-то нехорошая радость.

«Они будут меня убивать, - подумала Атарашики почему-то совершенно без каких-либо эмоций. – Поэтому и радуются».

Морф неторопливо пошел вперед, с каждым шагом становясь все меньше и теряя человеческие очертания. Вскоре к толпе покемонов присоединился пикачу, который также начал смотреть на Атарашики. Только в его взгляде, как ни странно, были не страх и ненависть, а грусть.

- Предатель, - сказала девушка ему. Просто так, сама не зная, почему. Ни досады, ни злости из-за того, что бывший морф завел ее в ловушку, не было.

Пикачу не вздрогнул и не опустил взгляд, как она смутно ожидала. Было вообще такое чувство, что он ее не услышал.

А потом вся толпа покемонов внезапно с рыком, визгом, писком рванулась вперед.

Бежать почему-то было трудно, как будто Атарашики двигалась в воде. Ей было страшно: казалось, вот-вот, и на нее прыгнут, собьют с ног и разорвут на клочки. Несколько раз в девушку летели дистанционные атаки; она не видела их, не чувствовала жара-холода и даже не слышала звуков, подтверждающих это, просто откуда-то знала, что это так. Как-то незаметно исчезла пещера, снова потянулась узкая горная тропинка. Она немного забирала вверх, и от этого бежать было еще труднее.

Ситуация была до жути знакомой, но Атарашики не помнила, почему, да и не задумывалась, если честно. Сейчас для нее главное было оторваться от преследователей и почему-то – забраться повыше. Отчего-то девушку неудержимо тянуло наверх; чувствовалось, что даже если бы за ней не гнались, она все равно бы побежала.

Случайно Атарашики опустила голову вниз. Местность у подножия скал совершенно не изменилась – та же холмистая земля, освещенная невидимым солнцем. И снова оборотницу охватило чувство неправильности. Ведь так не бывает, чтобы там, внизу, был день, а здесь, где она – поздний вечер…

«Так это же сон!» - вдруг с отчетливой ясностью осознала Атарашики.

Странно, но удивления не было. Только чувство довольства собой и ощущения пробуждения от какого-то полутранса. Ну и осознание того, что она целиком и полностью хозяйка этого мира и может творить все, что ей вздумается. Хоть разрушать эти скалы, хоть рисовать на ночном небе солнце… хоть убивать.

Легко оттолкнувшись от тропинки, Атарашики взмыла в воздух. Это возможное только во сне чувство невесомости и само знание того, что она летит… как же оборотница любила их. В душе поднялась волна восторга и смутно знакомого яростно-нетерпеливого предвкушения. Развернувшись в воздухе, инари увидела преследователей, лентой растянувшихся вдоль тропинки. Теперь они остановились и внимательно смотрели на нее, словно чего-то ждали. Даже летающие покемоны зависли в воздухе, хотя им-то ничего не должно было мешать преследовать Атарашики.

Как много… Но не проблема.

«Что я делаю?» - трепыхнулась на краешке сознания испуганная мысль. И тут же исчезла, задавленная уже упомянутым предвкушением. Скала содрогнулась, и тропинку с оглушительным грохотом накрыл сильный камнепад. Воздух наполнили пронзительные крики погибающих покемонов, вместе с шумом падающих камней образовав жуткую, сотрясающую, казалось, пространство канонаду. Атарашики слушала ее с невыразимым наслаждением. Для нее эти звуки звучали как приятная музыка. Как очень приятная музыка…

Тишина наступила внезапно, словно кто-то выключил звук. Вся тропинка оказалась завалена камнями и засыпана непонятно откуда взявшейся белой пылью, очень похожей на снег, но все же что-то в ней не позволяло путать ее с ним. Это были покемоны, вдруг поняла Атарашики, после смерти они превратились в пыль души и теперь должны были развеяться по миру… Что такое «пыль души», она понятия не имела, видимо, дурацкие озарения были прерогативой не только обычных снов.

Инари чувствовала себя… двойственно. С одной стороны, она была довольна, что победила, и смотрела на белую пыль с удовлетворением, с другой – ощущала стыд и вину. Убить столько покемонов, пусть и ненастоящих…

- Ну… в конце концов, это же только сон, - тихо сказала Атарашики то ли погибшим преследователям, то ли самой себе. – Они не существовали на самом деле, это только мое воображение. Это не считается…

«Но ведь хотела ты их убить по-настоящему», - промелькнула на краешке сознания невеселая мысль.

Пыль, бывшая когда-то покемонами, с легким шелестом начала подниматься, собираясь в небольшие облачка, и неторопливо устремляться вниз. В полете облачка неуловимо меняли цвет, становились золотистыми и все более яркими, а когда уже начинали своим сиянием слепить глаза, стремительно разлетались на отдельные пылинки, полыхнув напоследок ярким светом. Шелест стал легче, нежнее, и в нем Атарашики послышались тихие, спокойные, немного грустные голоса.

Мы только хотели лучшего…

Девушка вздрогнула: ей показалось, что среди этого неразборчивого шепота она уловила еле слышные слова, даже не эхом, а тенью эха прокатившиеся по воздуху. И зачем-то негромко ответила, хотя еще мгновение назад не собиралась этого делать:

- Странно вы как-то хотели…

После чего, решив больше не терять время, полетела наверх. Почему-то Атарашики казалось, что ей надо быть на вершине как можно скорее, что ее там как будто кто-то ждет. Ощущение было похоже на зов портала, хоть и было слабее, и чувства, что тебя тянут за нить, идущую из груди, не появлялось.

В спину еще долго доносился грустный и немного укоризненный шепот погибших покемонов.

***

Сколько она поднималась? Час, два, пять минут? Течение времени стало для Атарашики незаметным, более того – чем-то ненужным. Раз это сон, в котором понятие «время» очень растяжимо, а само оно порою выкидывает такие непредсказуемые кульбиты, что только во сне и разберешься, зачем его знать? Она просто летела вверх, следуя желанию добраться до вершины, и от нечего делать рассматривала скалы – серовато-белые, испещренные множеством трещин, голые и однообразные. Взгляд скользил по ним, не задерживаясь. Иногда Атарашики, утомленная этим однообразием, поднимала взгляд вверх. Черное небо, усеянное крупными сверкающими звездами, и с которого смотрела огромная красноватая луна, несомненно, представляло собой более захватывающее зрелище, однако девушка не могла на него долго смотреть: вскоре у нее начинала кружиться голова, и тогда оборотнице казалось, что она не летит, а падает в глубокий черный колодец.

Что-то заставило Атарашики остановиться и присмотреться к скале повнимательней. Сначала она решила, что все осталось по-прежнему, и даже испытала некоторое недоумение: скала и скала, что в ней могло привлечь ее внимание? Однако ощущение чего-то непонятного не проходило, и девушка, решив рассмотреть камень поближе, шагнула по воздуху вперед…

И оказалась в широкой расщелине между скалами.

Несмотря на уже вполне ночную тьму, Атарашики все было прекрасно видно; если честно, она только сейчас заметила, как темно стало вокруг. Больше всего это место походило на кусочек пустыни: песок, в свете луны приобретший красный оттенок, голые черные кустарники и деревья с пожухлыми черными листьями… И черепа. Людей, покемонов, почти занесенные песком и видимые целиком, пожелтевшие от времени и совершенно белые, они в умеренно большом количестве валялись по всей расщелине и все как один смотрели пустыми глазницами на Атарашики.

По идее девушка должна была испугаться или хотя бы почувствовать себя неуютно от такой мрачной картины. Оборотнице и стало неуютно, но только на миг. Потом все эмоции вдруг пропали, накатило какое-то холодное равнодушие. Ну черепа и черепа, что мы, черепов не видели? Она просто стояла и скользила безразличным взглядом по расщелине, почему-то отмечая мелкие и неважные детали: здесь из-под песка камень выглядывает, здесь куст отбрасывает тень, похожую на веник, здесь…

Атарашики посмотрела вперед и вздрогнула от неожиданности.

Невдалеке от нее стоял абсол. Раньше его тут не было, девушка точно помнила. Свет луны так же, как и песку, придавал белой шерсти покемона красноватый оттенок, отчего та казалась обагренной кровью. Абсол пристально смотрел на Атарашики, и его взгляд почему-то казался девушке до боли знакомым.

Точно… Именно так – без ненависти и страха, но внимательно и грустно – на нее недавно смотрел проводник-морф.

Абсол неторопливо развернулся и, коротко мотнув головой, пошел вперед.

- Хочешь, чтобы я пошла за тобой? – спросила Атарашики.

Покемон, не сбавляя шага, оглянулся на нее и кивнул. У девушки вырвался нервный смешок.

- Опять хотите меня в ловушку завести?

На этот раз вопрос остался без ответа. Абсол продолжал медленно, но уверенно идти вперед, как будто был уверен, что Атарашики за ним последует.

- Не пойду, - негромко сказала оборотница то ли новоявленному проводнику, то ли самой себе. – Покемоны даже во сне никогда ничего хорошего мне не делали. Тем более мне надо наверх, искать… не знаю, что, но ты явно меня к нему не приведешь. Не пойду.

И… последовала за абсолом.

Расщелина незначительно, но заметно понижалась, что беспокоило Атарашики – ведь это пусть и незначительно, но отдаляло ее от вершины. Уже несколько раз ее посещала мысль, что она зря теряет время, и девушка даже подбиралась, чтобы взлететь… и продолжала идти за абсолом. Атарашики даже не могла сказать, почему делает это. Любопытство, желание испытать судьбу? Все, что у нее было – это непонятно откуда взявшаяся уверенность, что ее новый проводник не сделает ей ничего плохого.

Как-то незаметно расщелина перешла в небольшую, по пейзажу представляющую собой почти точную ее копию, долину. Тот же песок, те же засохшие скрюченные деревья и кустарники, те же скалы, кольцом окружающие ее. Совсем близко – шагах в десяти – виднелось небольшое озеро. Зеркально гладкая поверхность и отражающееся в ней звездное небо делали его похожим на портал в параллельную реальность… или на бездонный колодец. Атарашики вспомнила чувство, которое посещало ее во время полета при взгляде на небо, и у нее снова закружилась голова. Но одновременно озеро притягивало ее к себе, манило мерцанием отражений звезд; хотелось присесть рядом с ним, так, чтобы вода касалась коленей, заглянуть в него, провести рукой по зеркальной глади…

Атарашики мотнула головой, отгоняя наваждение. Озеро тут же растеряло всю свою мистическую притягательность и красоту: девушка вдруг поняла, что вода очень мутная и грязная, отражающиеся в ней звезды превратились в тусклые серые точки, легкий ветер донес неприятный, резкий, какой-то неживой запах. Странно знакомый…

Абсол тем временем неторопливо подошел к озеру. Повернув голову в сторону Атарашики, он медленно поднял переднюю лапу и коснулся ею воды. В ту же секунду его тело осветилось тусклым сиянием и начало с легким шуршанием распадаться на знакомую белую пыль. Вскоре в воздух неторопливо поднялось неуловимо меняющее цвет на золотистый легкое облачко, которое, достигнув нужной высоты, рассыпалось на отдельные пылинки, вспыхнув в небе маленьким салютом.

- Так вот почему у тебя был его взгляд… - тихо произнесла Атарашики. Она поняла.

«Ну и что ты хотел сделать?»

Девушка подошла к воде, но касаться ее, как абсол, не стала, просто присела рядом. Нерешительно заглянула в озерную гладь, готовясь в случае чего быстро отдернуть голову. Из воды на нее смотрело собственное бледное, с настороженным выражением, лицо. И одновременно, накладываясь на него – голова инари с пустым и бесстрастным взглядом

А потом…

***

Атарашики сидела, обхватив ноги руками и уткнувшись лбом в колени. Ее трясло. Было такое чувство, будто ее сбросили со скалы, а следом кинули огромный камень, и теперь она лежит внизу, израненная, придавленная им, бьющаяся в агонии, но все еще живая.

«Не смотри во сне на свое отражение», - звучал у нее в голове голос Вайзора.

Ну почему, почему она не вспомнила про это раньше? Почему, черт побери?!

Что было после того, как она заглянула в озеро, Атарашики не помнила. Очнулась только несколько секунд назад, трясущаяся, разбитая и напуганная. В голове проносились расплывчатые непонятные обрывки образов, звуков, запахов, ощущений. Отголоски чего-то жуткого, того, что она почувствовала, когда увидела в озере свое отражение. Об этом даже вспоминать не хотелось. Переживать весь этот ужас заново… нет уж, увольте.

«Я так и знала, что не надо было идти за этим абсолом, - вклинилась между воспоминаниями об озере и нынешними ощущениями невеселая мысль. – Этим покемонам даже во сне лишь бы мне хуже сделать…».

Единственным, что Атарашики запомнила среди того страшного набора образов, был снег. Слепящий глаза белизной, накрывший, казалось, весь мир от земли до неба, холодный, неживой, уносящий с собой любые крохи тепла… И снова тот странный запах – сухой, металлический и с привкусом крови.

Зачем-то Атарашики опустила руку вниз и вздрогнула от неожиданности: ладонь наткнулась на что-то мягкое, сыпучее и холодное. Снег? Смешно, промелькнула мысль, она только что о нем думала, а он тут как тут. Может, это реальность сна так отреагировала на ее мысль о снеге? И хорошо отреагировала: как настоящий, так же холодит руку, так же подтаивает от тепла…

Отряхнув ладонь и согрев дыханием замерзшие пальцы, Атарашики наконец рискнула поднять голову и оглядеться. Дрожь уже пропала, страх ушел, и интерес к окружающему снова брал свое.

Вокруг была кромешная тьма. Во всяком случае, так почему-то подумала Атарашики, хотя вполне могла разглядеть окружающее пространство, если напрягала зрение. Впрочем, разглядывать было особо нечего: пейзаж представлял собой снежную пустыню, тянущуюся до горизонта. Звезды и красноватая луна куда-то делись. Очевидно, их скрыли облака, потому что когда Атарашики подняла взгляд к небу, она ощутила, как на ее лицо садится что-то невесомое и холодное. Снежинки… Только теперь оборотница разглядела кружащиеся в воздухе и медленно опускающиеся на землю точки. Или, может, снег пошел только сейчас?

Это была вершина, вдруг поняла Атарашики. Она добралась… И только эта мысль промелькнула в ее сознании, как на девушку вдруг накатило необъяснимое чувство. Легкое, теплое, радостное, уютное, несущее в себе спокойствие и ощущение защищенности. Похожее на то, что Атарашики чувствовала рядом с Вайзором, или когда она уходила из интерната в лес, но все-таки чем-то неуловимо отличающееся.

Оно было… чудесное. Самое замечательное из всего, что она испытывала.

Как будто… как будто…

Как будто она после долговременного отсутствия вернулась домой.

Не в силах больше удерживать в себе это чудесное чувство, Атарашики рассмеялась и закружилась по снежной равнине. Счастье наполняло ее, как газ – воздушный шарик, и так же, как этому воздушному шарику, ей хотелось взлететь. Реальность сна реагировала на это желание, в результате чего перемещалась оборотница по равнине длинными низкими прыжками, как при слабой гравитации. Атарашики подбрасывала в воздух горсти легкого, рассыпчатого снега, ловила ртом снежинки, когда надоедало прыгать мячиком – носилась по ледяной пустыне, и ей было плевать на то, что это всего лишь сон, что бежит она как сквозь воду, что ей надо что-то найти. Она уже нашла! Это прекрасное чувство дома, о котором так мечтают все лишенные его дети…

Больше всего сейчас ей хотелось сохранить это чувство как можно дольше. Прочувствовать каждой клеточкой тела, каждым уголком души, запомнить до мельчайших деталей. Чтобы потом, когда оно уйдет, сохранить хотя бы в воспоминании, которое будет отгонять все плохое, как отогнало это чувство все мысли о произошедшем у озера.

Атарашики, раскинув руки, упала на спину и, глядя в черное, сыплющее снежинками небо, счастливо прошептала слова, которые всегда неосознанно мечтала сказать:

- Я дома…

В разрыв невидимых, но угадываемых облаков мигнула звезда, точно приветствуя ее, заглянул кусочек кроваво-красной луны…

Нет.

Девушка вздрогнула от чего-то непонятного. Чувство, что она вернулась домой, вдруг пропало. Снег внезапно стал холодным, мокрым и неприятно липнущим к телу, небо – далеким и мрачным, даже воздух сейчас казался чужим. Все теперь было чужим.

Не совсем для тебя.

То ли чей-то голос, то ли послышалось в порыве ветра, то ли собственная мысль… Атарашики села. В ладонь ткнулось что-то твердое и холодное, и девушка, машинально сомкнув пальцы, поднесла непонятный предмет к глазам.

Почему-то ей стало грустно и одновременно легче.

Это был небольшой, размером как раз с ее ладонь, ледяной кристалл. А в нем – маленький, только-только начавший распускаться, одуванчик.

И сразу же снежная пустыня начала мутнеть, отдаляться, распадаться на отдельные, мгновенно растворяющиеся в пространстве пятна. И, прежде чем она исчезла окончательно, в нос Атарашики ударил тот самый странный запах. Еще более сильный, с уже совсем явным ароматом крови, ставший более едким и горьким.

То или не то, зависит от огня.

***

На фоне ярко-синего неба и неторопливо плывущих по нему редких перистых облаков кружилась скармори. Солнце отражалось от ее металлического оперения и слепило Атарашики. Сморщившись, оборотница прикрыла глаза рукой и села на траве.

- Ну и сон, - тихо произнесла она. В ушах по-прежнему стоял тот бесплотный голос из сна и его странные слова.

Было жарко. Пахло травой, полевыми цветами и… так, покемон? Атарашики навострила уши и быстро повернула голову в сторону запаха. Кусты, оказавшиеся на линии ее взгляда, зашуршали, оттуда выпрыгнул торчик и со всех ног припустил в противоположную сторону.

- Да нужен ты мне, - буркнула оборотница.

Вроде бы незначительный эпизод, но он неприятно напомнил Атарашики о морфе пикачу, толпе покемонов, к которым он привел ее, и абсоле. Вспомнив о них, вспомнила и о том, как устроила обвал, погребший под собой преследователей, про озеро, про то, что случилось, когда она увидела свое отражение… Остальные воспоминания о сне уже потеряли яркость и четкость, но последнее так и стояло перед глазами, вызывая паническую дрожь во всем теле. «Каково же было бы мне, - со страхом подумала Атарашики, - если бы я помнила, что случилось после того, как я посмотрела в воду?»

- Атари! - послышался довольный голос Вайзора. Ее имя прозвучало немного невнятно и приглушенно, словно волк что-то тащил в зубах.

Еще один плюс дружбы – одно только присутствие дорогого тебе существа тут же оттесняет плохие мысли на задний план. Чувствуя, как на лице сама собой появляется улыбка, Атарашики обернулась. Так и есть: из пасти Вайзора свисала веточка, на которой болтались три крупных красных яблока. Друг с явным облегчением положил ее перед оборотницей и пробурчал:

- Хоть мне и не нравится, что ты это ешь, но от покемонов же отказываешься, а я не могу оставить тебя голодной.

- Спасибо, - при виде яблок живот Атарашики требовательно заурчал, и оборотница, сорвав одно, откусила кусочек. С тоской подумала о пирожках с мясом, котлетах и прочей нерастительной еде. С куда большим удовольствием она бы съела сейчас что-нибудь из них, но пирожков в лесу не водилось, а мысль о том, чтобы питаться покемонами, несмотря на все ухищрения и настойчивые просьбы Вайзора, по-прежнему была ей неприятна.

Хотя не так давно она в порыве ярости едва не убила одного покемона и с радостью завалила камнями целую толпу во сне…

Легший рядом волк с явным нетерпением следил, как Атарашики поглощает яблоки, и едва от последнего остался только черенок с небольшим количеством мякоти, торопливо спросил:

- Как прошло второе испытание?

Оборотница несколько секунд колебалась, думая, ограничиться ли простой констатацией факта или рассказать подробности.

- Я нашла предмет, - наконец определилась она. – Одуванчик, вмерзший в лед. Только…

Похоже, Вайзора встревожил ее изменившийся тон, потому что волк едва заметно напрягся.

- Только что? – с беспокойством спросил он.

Не отдавая себе отчета, Атарашики нащупала ветку, на которой недавно были яблоки, и сжала ее. Она постоянно, когда нервничала, ощущала потребность подержать и покрутить что-нибудь в руках.

- Я посмотрела на свое отражение. Я забыла, что этого нельзя было делать.

Вайзор не то тихо охнул, не то громко вздохнул. Атарашики, волнуясь, посмотрела на него. Во взгляде волка читалось что-то неопределенное, тревожащее.

- И… и что ты увидела? – неестественно ровным тоном спросил друг.

- Я почти ничего не помню. Только снег. Но это было что-то жуткое… настолько, что я даже рада, что забыла, - Атарашики с содроганием вспомнила, как сидела, трясясь от пережитого.

К неожиданности, ее слова успокоили Вайзора. Его тело расслабилось, тревога из взгляда ушла.

- Это хорошо, - с облегчением произнес он. – То есть то, что ты ничего не запомнила и не хочешь вспоминать. Сам я не знаю, что инари видят там, но другие вайзоры говорят, что те, кто видел и запомнил, потом долго вздрагивали от малейшего шороха, держались к проводникам поближе и боялись уснуть. Так что тебе очень повезло.

А вот его слова Атарашики, наоборот, встревожили. Чего же она настолько ужасного избежала? Что ей хотел показать этот абсол? А если бы она запомнила? Сидела бы сейчас как во сне в снежной пустыне, боялась бы всего…

- А что еще тебе снилось? – вырвал ее из пугающих мыслей новый вопрос Вайзора. Атарашики быстро взглянула на него. Вид у волка уже был вполне спокойный и расслабленный, но… в общем, оборотнице показалось, что история с отражением все еще тревожит его.

Она рассказала о морфе пикачу, о толпе преследующих ее и убитых ею покемонов, приведшим к озеру абсоле и снежной пустыне, где внезапно почувствовала себя дома и так же внезапно утратила это ощущение. О бесплотном голосе и странном запахе не сказала, потому что таинственным образом эти два обстоятельства успели стереться из ее памяти. Вайзор внимательно слушал. Когда речь зашла о погибших покемонах, вид у него стал подозрительно довольный, на истории с отражением, как и думала Атарашики, снова помрачнел и, похоже, начал о чем-то размышлять. А когда оборотница рассказала о снежной пустыне, вид друга стал задумчивым и серьезным, и Вайзор что-то пробормотал себе под нос. Атарашики разобрала «не» и «хорошо».

- Что-то не так? – спросила она с беспокойством.

- А? – Вайзор недоуменно посмотрел на нее. – А, нет, ничего, - он быстро отвел взгляд в сторону, и на его морде появилось знакомое виноватое выражение, возникавшее всегда, когда Атарашики спрашивала его о том, о чем он не мог или не хотел говорить.

- Ясно, - проговорила оборотница, ощутив укол разочарования и недовольства. Ей было неловко из-за того, что обижалась на единственного в жизни и поэтому самого дорогого друга, но ничего не могла с собой поделать. Сама-то она старалась ничего не скрывать от Вайзора и смутно ожидала такого же отношения от него.

- Можно еще кое-что спросить, Атари? – произнес тем временем волк, по-прежнему глядя куда-то мимо ее головы. – Во сне ты была инари или человеком?

Оборотница, все еще ощущая обиду, честно попыталась вспомнить. Она как-то не обращала внимания на то, кем была во сне.

- Кажется, - наконец неуверенно ответила Атарашики, - сначала была человеком, а когда… поняла, что сплю, стала инари. И, по-моему, была человеком еще с абсолом и когда попала в снежную пустыню.

Она подумала еще немного и добавила уже уверенней:

- Вернее, в пустыне я была человеком два раза: в самом начале и когда нашла кристалл. А когда бегала – инари. А зачем это тебе? – поинтересовалась она.

- Надо, - коротко ответил Вайзор и поднялся на лапы. – Ты сдала испытание, - прибавил он ободряюще. – А теперь пойдем, не будем терять время. Куда нужно идти?

Показалось, или опять она уловила в его взгляде это проклятое виноватое выражение?

«Вайзор, - раздраженно подумала Атарашики, - прости, конечно, но мне так надоели эти тайны! Устрою я тебе допрос, когда мы прибудем в Снег Битвы!»

Мысль о родине не то чтобы успокоила ее, но приглушила недовольство, и оборотница, заставив себя временно не думать об этом, прислушалась к себе, отыскивая где-то внутри ослабевший с наступлением дня зов. Незримая путеводная нить легонько покалывала сердце и едва заметно тянула в нужную сторону.

- Туда, - девушка показала рукой вперед и немного правее и поднялась на ноги. Вайзор тут же присел, и Атарашики, цепляясь за жестковатую прохладную шерсть, забралась на него.

«Ну хорошо, может, у него действительно веские причины не говорить про некоторые вещи, - окончательно остыв от прикосновения к меху друга, подумала она. – Он же не виноват в этом. Я просто должна немного потерпеть. Меньше месяца, всего лишь чуть меньше месяца».

И лес понесся навстречу, и в лицо ударил ветер, и в теле появилась знакомая легкость, показывающая, что портал в Снег Битвы приближается.

А Вайзор чудом не налетал на деревья, потому что его мысли были почти полностью заняты сном Атарашики.

Когда он сообщал ей про второе испытание, то умолчал кое о чем. А именно: главным в нем было не то, найдет ли инари нужный предмет, или даже что он найдет, а как и при каких обстоятельствах он будет искать.

***

- Вайзор, - негромко произнесла Атарашики спустя пятнадцать минут. Она только что вспомнила об одном вопросе, который мучил ее уже несколько дней.

- Что, Атари? - временно идущий шагом волк оглянулся на нее.

- А почему испытания нельзя пройти в Снеге Битвы? Ведь разницы нет, наоборот, там даже удобней, - Атарашики вспомнила битву с глейли.

Молчание. И к тому времени, когда Вайзор ответил, оборотница уже знала, какими будут его слова:

- Извини, я пока не могу сказать. Ты все узнаешь, когда мы вернемся в Снег Битвы.

- Ясно, - вздохнув, сказала Атарашики, уже даже не пытаясь скрыть раздражение.

Однако злилась она недолго. Потому что вскоре внезапно поняла, что уже давно чувствует тот самый запах. Слабый, но одновременно более отчетливый, он снова нес в себе что-то новое. Чувство холодной, проникающей в сердце, неожиданно приятной ярости.