– Как мы появились на свет?

Клауда, отдыхающего после тренировки в высокой траве, застали врасплох, он даже вскочил от удивления и, увидев смущенную улыбку спинды, недовольно дернул хвостом. Мирта всегда любил спрашивать о неудобном, причем совершенно внезапно, особенно тогда, когда ты не в настроении и не ждешь подлянки. За день барашек сильно устал, а потому не успел вовремя среагировать и скрыться от неловких вопросов зверька, не ожидал его скорого возвращения из города. Мирта и прогулки по городским улицам – вещи несовместимые, даже интересно, как согласился пойти с тренером в сад для покемонов за оставленным там Даном. Путь недолгий, но, чтобы забрать спроуера, нужно пройти мимо приюта, а это не представлялось возможным. Приют для покемонов – вселенское зло и главный страх Мирты. Сопоставив факты, Клауд растерянно тряхнул головой: не вяжется совершенно.

– Должно же все как-то начинаться.

Конечно, должно. Барашек развернулся к смущенно топчущемуся на месте спинде и недовольно взглянул на него. Подобные темы нагоняли тоску, поэтому думать о своем происхождении Клауду хотелось в последнюю очередь.

– Ты зачем в сад ходил?

Мирта, ожидающий ответ на свой вопрос, видимо, не думал, что начнут спрашивать его самого. Он нелепо закачался на лапах, почесал за спиральным ухом, а затем неуверенно произнес:

– Хотел посмотреть на то, как все начинается.

Клауд только фыркнул, показывая тем самым, что действия Мирты не одобряет, но смиряется с ними и продолжать беседу не желает. Однако спинда воодушевился тем, что друг поддерживает разговор, закачался сильнее и уверенно пискнул:

– Откуда мы появились. Разве тебе не интересно?

– Ясное дело, откуда, - проворчал недовольный Клауд. А он-то надеялся на приятный отдых после тренировки с Талом. – Из яйца.

– А яйцо откуда?

– Из лаборатории, – барашек начал выходить из себя.

– А в лаборатории как яйцо оказывается? – не унимался Мирта.

– Приносят.

– Откуда?

Тут Клауд окончательно разозлился.

– Приносят и все, чего пристал.

– Откуда приносят? Ну, откуда?

– Да угомонись ты! – Клауд, оскорбленный тем, что не знает ответа и не может заставить Мирту замолчать, обиженно задрал нос и отвернулся.

Спинда помолчал с минуту, затем упал в траву, раскинул лапы и устремил взгляд в небо.

– Я был сегодня в приюте, там только взрослые покемоны, их приносят тренеры, это не то. Помнишь равнины? Как мы играли и встретили фуррета? Она еще отказалась идти с нами, и тренер потом ходил в приют, и мы подружились с Лаской. Фуррет лежала и грела яйцо, она говорила, что ждет своих... – протараторив эти слова, Мирта, будто споткнувшись, замолк. Пауза затянулась. Когда Клауд уже решил повернуться и проверить, не уснул ли друг, спинда шумно втянул носом воздух и разрыдался: - Детенышей! Она грела своих детенышей!

Барашек, ошарашенный таким поведением, тут же забыл о своем недовольстве и подбежал к нему. На глазах-спиралях крупными каплями выступали слезы и катились по щекам, от чего красное пятно на мордочке казалось ярче обычного. Вид у Мирты был крайне несчастный, а этого Клауд не выносил.

– Ну, чего ревешь? – не слишком мягко поинтересовался барашек и, потоптавшись на месте, сел рядом, и принялся ждать, когда друг успокоится.

Спинда закрыл мордочку лапами. Некоторое время были слышны только тихие всхлипы, затем Мирта резко сел, утер слезы.

– Как ты думаешь, мы детеныши?

– Ты уж точно, – согласился Клауд.

– И нас тоже грели? Когда мы были в яйце.

– Наверняка, – после небольшой паузы кивнул барашек.

– Тогда где наш… – Мирта запнулся. – Где тот, кто грел нас? Где он?

– Фуррет? – предположил Клауд.

– Нет, – покачал головой спинда. – М-мама, – слово сорвалось с языка, зверек и сам удивился, насколько тяжело оно ему далось. – Мама, – повторил он увереннее.

Клауд дернул хвостом и надул щеки, стараясь скрыть свое смущение.

– Как ты думаешь, – мечтательно протянул спинда, – какая она была? Ты помнишь что-нибудь?

Барашек задумался, пытаясь вспомнить, что ощущал, когда был в яйце, а после уверенно ответил:

– Тепло. Очень теплая.

– И наверняка добрая, – улыбнулся Мирта. – Интересно, где у нее были пятна? Хорошо бы, если на кончиках ушей! Да, да, именно на кончиках! Очень красиво! Мама очень красивая! – он зажмурился. – И теплая! Я тоже помню… легкие прикосновения. А еще запахи. Свежая трава и ягоды. Пряность и сладость. Да, так пахнет мама!

– Как много ты помнишь, – фыркнул Клауд, скрывая свое смущение. – Песни еще, – добавил он нехотя. – Тихое блеяние и шорох травы.

– Как здорово! – Мирта вскочил на лапы и возбужденно подпрыгнул. – Как здорово! Я так хочу ее встретить! Так хочу ее увидеть! Чтобы снова почувствовать все это!

Барашек наблюдал, как друг кружится и принюхивается к запахам вечернего луга, и грустил. Воспоминания – хотя он и не мог с уверенностью сказать, что не придумал их – болью отразились в сердце.

– Не могу точно определить, какой, – Мирта держал в лапе несколько стебельков и втягивал воздух. – Ну, не страшно! А знаешь, что самое-самое?

Клауд дернул головой, отбрасывая мрачные мысли, и уставился на друга - тот улыбался.

– Что?

– А то, – спинда закачался на лапах, – а то, что, когда мы с ней встретимся, я расскажу ей о наших приключениях! О том, как встретил тебя, и какой ты замечательный! А еще о наших друзьях и о сражениях! Я хоть и не участвовал, но кое-чему научился, тыц-тыц! – он выставил вперед лапу, копируя движение мэнки. – Покажу, как научился танцевать, – сделал неловкий поклон, – и мы с ней вместе обязательно станцуем! И подружимся! Я и мама!

Барашек лег на спину. Много чего произошло после того, как он появился на свет, и ни разу еще ему не было так тоскливо на душе. Мама была для него кем-то родным и вместе с тем невероятно далеким; она была той, кого Клауд никогда не знал, той, кого ему очень хотелось знать. У него не было родительского крыла, из-под которого мог бы уйти, он просто родился и вместе с тем ощущал горечь расставания – тогда не понимал, с кем. Не хотелось размышлять об этом. Был ли он самостоятельным или сильным, сейчас ничто больше не имело значение. Приключения и бои заглушали в нем боль, но он всегда знал, хоть и не хотел этого признавать, что был оставлен и, возможно, обманут. Клауд посмотрел на радостного Мирту и решил для себя кое-что.

– А я всегда знал, что ты небесный. – Мирта стоял и счастливо улыбался. – Тебе облачный мариип колыбельные пел, ты сейчас вспомнил про песни, и я понял, что не ошибался. Не скучай, она всегда с тобой, – он указал лапой на небо, – и я всегда с тобой. И мы не расстанемся.

Клауд лишь надулся и дернул хвостом – нельзя о таком говорить даже другу. Слова Мирты грели его сердце, а вечерний воздух наполняли запахи трав.