Посвящается банетте Элизе, подобранной в приюте.

* * *

Когда ночь сошла на город, настал час охоты. Элизе караулила добычу. Она таилась в кромешной тьме переулков, в тенях, отбрасываемых предметами, в призрачном свете фонарей, в углах детских комнат и выжидала. Банетта была голодна и жаждала ощутить кисловато-сладкий привкус страха. Страха бездарного, глупого, забитого человеческого ребенка, девочки с исколотыми пальцами, пропахшими клеем и крашеной тканью.

Элизе называла девочку Матерь-предатель и преследовала ее. Девочка боялась засыпать, зная, что, когда сон окутает ее сознание, в ее разум вторгнется призрачная бестия, насылая кошмары и болезни, нарушая покой едким злым смехом… Матерь-предатель не замечала боли в этом смехе. Она не помнила Элизе.

* * *

Однажды девочка сшила куклу. Это была совсем некрасивая кукла, напоминавшая бесформенную груду тряпок с приклеенными косыми глазами и вперемешку набитую соломой и ватой. У нее не было волос, а вся одежда состояла из обрезанного куска фиолетового сатина, подаренного девочке заботливой бабушкой. У куклы был кривой, ухмыляющийся рот, нарисованный черным маркером, и вовсе отсутствовал нос. Ее лицо было неказисто, почти уродливо, но девочка полюбила свое творение, став для него заботливой матерью.

Кукле было дано имя Элизе.

Вечерами девочка сажала Элизе на кровати напротив себя и читала ей сказки о далеких землях, о принцах и принцессах, о драконах и рыцарях или рассказывала о произошедших за день событиях, не утаивая ни счастливые моменты, ни невзгоды. Потом она укладывала куклу рядом с собой, и, погасив свет, желала ей спокойной ночи.

Элизе согревала девочку и дарила ей прекрасные сны. Девочка не знала, что в кукле, взлелеянной мечтами и любовью хозяйки, с момента сотворения зародилась жизнь и это призрачное создание стало верным хранителем своей «матери».

Глубокой ночью шапетта Элизе покидала физическую оболочку и отправлялась в странствие по спящему городу. Она находила дома обидчиков своей хозяйки и ткала из их негативной энергии кошмары. В этих видениях преследователи становились жертвами, подвергаясь всем тем насмешках и унижениям, которые в повседневной жизни от них терпели другие люди. Они кричали во сне, просыпались в холодном поту и боялись уснуть заново, зная, что кошмар повторится. А шапетта, вдоволь насладившись зрелищем их мучений, растворялась во тьме, довольная выкинутой шалостью, и возвращалась домой, где крепко и мирно, словно младенец, спала ее «мать».

Так девочка и ее творение жили счастливо несколько лет. Однако со временем чувства девочки к Элизе стали ослабевать. Комната наполнилась красивыми и нарядными покупными куклами, румяными, напомаженными, не имевшими ничего общего с потрепанной и неаккуратной самодельной игрушкой. Элизе оказалась забыта. Девочка убрала куклу в один из ящиков и больше ее не доставала, не подозревая, как страдает живущая в игрушке душа.

Иногда шапетта проникала в сны хозяйки и часами с тоской наблюдала за видениями девочки, в которых более не было место некогда любимой кукле.

— Мама, мама, за что ты меня оставила? — слышала девочка отчаянный шепот, который тут же заглушал то шум водопада, то пение райских птиц, то рокот бури или далекая неземная музыка — все то неведомое, волшебное, манящее, что грезится ночами ребенку, еще не успевшему вступить в пору взросления и утратить веру в чудеса.

Элизе так и не сумела вернуть расположение своей «матери». Одинокая и печальная, она все чаще искала утешения, упиваясь человеческими страданиями. Ночами она разыскивала дома, в которых царило горе, и, впитывая в себя негативные эмоции, создавала несчетное множество кошмаров. Кошмары разлетались по городу и оседали на крышах домов, проникали в распахнутые окна, растворялись в чужих спальнях. И люди спали все тревожнее: все безнадежнее и тоскливее становились их сны.

А Элизе пряталась на рассвете в ящик и терпеливо дожидалась следующей ночи, чтобы продолжать затеянное от отчаяния жестокое развлечение.

Но вскоре случилось непоправимое. Однажды убираясь в комнате и извлекая вещи из ящиков, девочка случайно поранила куклу. Скреплявший туловище Элизе шов разошелся, а солома и вата посыпались наружу. Тогда девочка, презрительно взглянув на бесформенное покалеченное тело своего давнего творения, выбросила его в помойку. Той же ночью ей все слышалось, будто кто-то плакал и выл у нее под окном, выл громко, протяжно, страшно, но наутро она забыла об этом.

Элизе осталась одна. Брошенная на произвол судьбы собственной «матерью», она мечтала о мести, проклинала создательницу, называла ее предателем. Так горечь и злоба преобразовали шапетту в банетту. Затем призрак вышел на охоту…

* * *

Элизе выжидала. Ждала, когда испуганная, бледная и изможденная Матерь-предатель, наконец, уснет, чтобы погрузиться в очередной кошмар. Бесконечный кошмар.

Элизе знала, что каждую ночь девочке снилась тряпичная кукла с кривой ухмылкой и косыми глазами. Кукла преследовала ее, смеялась над ней, возникала отражением в зеркалах, стеклах и лужах, касалась ее рук, а порой — просто наблюдала. Пристально смотрела часами в окно своими косыми глазами, сводя Матерь-предателя с ума.

Когда девочка просыпалась с криком ужаса и пыталась стряхнуть с себя страшное наваждение, банетта стремительно, будто хищник, готовый настигнуть добычу, подлетала к окну и так же, как кукла во сне, всю ночь не сводила с девочки одновременно злых и печальных глаз. Матерь-предатель дрожала, пряталась, а затем снова затихала, утомленная страхами, чтобы потом вновь очутиться в объятьях созданных Элизе кошмаров.

Придет день, когда девочке перестанут сниться сны. Тогда исчезнет кошмар. Исчезнет и Элизе.

Но этой ночью Элизе выжидала… А тьма над городом плакала – шел дождь.