- Почему ты грустишь? Тебя что-то тревожит?
- Я не грущу.
- Но я же вижу.
Они сидели на берегу живописного прудика, наслаждаясь теплым летним вечером. Мир вокруг был пропитан покоем и тихой радостью, все в нем было гармонично и прекрасно. Мариип даже жмурился от удовольствия, глядя, как небо из пронзительно голубого становится золотисто-персиковым. И оттого было особенно заметно состояние его спутницы, выбивающееся из всеобщего спокойствия, словно от нее исходили невидимые, но ощутимые не то телом, не то душой, волны, подобные тем, что волнуют поверхность воды если бросить в нее камень. Яни была Кокосику хорошим другом, родным и близким и потому он просто не мог проигнорировать этот факт.
- Тебе кажется, - ее голос прозвучал неожиданно резко. Она весь вечер пыталась отвлечься и расслабиться в приятной компании, но беспокойство грызло изнутри, не позволяя забыться ни на секунду.
Молчание. Долгая пауза растянулась несколько минут, но мариип ждал.
- Я снова поссорилась с родителями, - наконец, на одном выдохе ответила люксио. Ее друг ничуть не удивился, в последнее время таки ссоры перестали быть редкостью. - Они не понимают меня. Не хотят понимать! Не хотят принять того, что я уже давно самостоятельная и взрослая!
- Они волнуются и заботятся о тебе, - он повторял это, кажется, раз седьмой, - и беспокоятся.
Яни зло зашипела и вздыбила шерстку на загривке. Она не это хотела услышать. Ей нужны слова утешения, а не упреки! "Яни, милая, они еще поймут, что были неправы, что ты уже все можешь решать сама! Ты ведь такая сильная!" - вот то, что нужно ей сейчас.
- Им просто нужно меня контролировать! Им нужна власть надо мной!
Кокосик тяжело вздохнул. Знакомый сюжет повторялся и повторялся. Он устал и порой хотел пустить все на самотек, пожалеть и посочувствовать Яни, чтобы она, почувствовав себя настоящей жертвой, удовлетворилась и успокоилась. Но он был ей честным другом и знал, что подобное принесет лишь временное облегчение, позже усугубив проблему.
- Позволь мне рассказать тебе кое-что...
Раздраженное фырканье с нотками презрения:
- Сказочку о маленьком мариипе, который ругался с родителями.
Он слегка улыбнулся.
- Да, ты абсолютно права. Только этот мариип - я и история не сказка. Пойдет?
Во взгляде, которым она его одарила, читалось снисхождение. Кокосик сделал вид, что не заметил этого взгляда, хотя было обидно и крайне неприятно. Подняв голову наверх, он задумчиво уставился на одиноко плывущее по небу облачко.
- Это было очень много лет назад. Я был маленьким, даже меньше тебя, но уже считал себя взрослым, самостоятельным и способным на многое. Мы жили вдвоем с моей дорогой мамой и, как и тебя твои родители, она всячески опекала меня. Иногда эта опека казалась мне сродни тюремному заключению: "Не ходи туда", "не делай это", "не трогай, это может быть опасно" и прочее-прочее. Я злился, спорил и обижался, раз за разом, нарушая ее запреты. Она наказывала меня и ругала. После каждого раза, когда мама ставила меня в угол, я заливался слезами и думал: "Как так, почему, ну почему она так несправедлива со мной? Неужели она совсем меня не любит?"
Яни слушала молча не перебивая. Кокосик не видел выражения ее морды, но чувствовал, как она выпускает и втягивает когти на передних лапах то впиваясь ими в землю, то отпуская. Он надеялся, что в нем, она узнает себя ведь, какими бы разными они ни выглядели сейчас, в детстве он был жутко на нее похож и сам не раз горько усмехался этой схожести.
- Однажды я убежал. То есть, я убегал и раньше, и не раз, но тот раз был особенный. Было жарко, очень жарко и душно, все мои друзья убежали к реке, где попрохладнее. А меня не пустила мама. "Ты можешь промокнуть и простудиться", сказала она тогда. Я не послушался и только она отвлеклась - шмыгнул к друзьям. Я сделал это так ловко, был так горд собой. - Кокосик сделал паузу и грустно улыбнулся воспоминаниям. - Мы резвились и играли на мелководье, как тут я решил залезть на ствол старого дерева, который был перекинут через реку на манер моста. Он был старый и никто не рисковал, а я решил покрасоваться и показать какой я храбрый. Дурачок. Дерево хрустнуло, стоило только выйти на середину и я упал в воду. С берега было незаметно, что под водной гладью скрывается сильное течение, а об омутах я вообще молчу. Я звал на помощь и барахтался, но мои друзья, те самые, что поддерживали меня и говорили, какой я хороший и как неправа моя мать, чрезмерно опекая меня, попрятались по кустам и камышам.
Люксио прижала голову к земле, практически не шевелясь. Даже если это и была для нее просто сказочка, мариип надеялся, что Яни запомнит ее. Она умная девочка и должна рано или поздно понять.
- Я тонул. Мы не плаваем, потому что наша шерсть, словно губка, набирает в себя воду и становится тяжелой. И когда я совсем отчаялся и почти перестал бороться, краем глаза я заметил розовое пятно на берегу, бывшее флаафи, моей мамой. Она бесстрашно бросилась ко мне в воду, рискуя своей жизнью.
Челюсть свело и стало тяжело дышать. Воспоминание было болезненным, болезненными были воспоминания о том, как он сам был несправедлив к той, что была готова ради него умереть. Даже глаза защипало, но Кокосик собрался с силами и продолжил:
- Мы выплыли. Чудом ли, или ее отчаянным желанием спасти самое дорогое и любимое (вторым скорее) мы спаслись. Я потом еще долго болел, а она не отходила от меня, лечила, заботилась. Я не сразу понял, а когда понял, мне стало так до боли стыдно за все обидное, что я говорил, что делал...
Все-таки не сдержался, смахнул одинокую слезинку.
- Я очень хочу, чтобы ты поняла это без подобных экстремальных ситуаций, без опасностей, без риска и боли - вся эта забота, этот надзор, контроль - это не от жажды власти над тобой. Твои родители любят тебя ничуть не меньше, чем моя мама любила меня, и точно так же боятся потерять.
Потом Яни плакала, уже не от злости и обиды, но от стыда и понимания, а когда мариипу удалось ее успокоить, пообещала исправиться и извиниться.
- Ты обещаешь это не мне, а себе. Теперь иди. Я рад... что ты поняла. И поняла сейчас, а не потом. Знаешь, мы не ценим и не замечаем то, что у нас есть, лишь потеряв жалеем.
Люксио убежала, а Кокосик остался сидеть, уставившись на зеркальную гладь пруда. Сгущались сумерки, а на душе у него было тоскливо и горько от воспоминаний, которые он долгое время прятал.
- Мне так тебя не хватает...