- Бадди! Ужин на столе, иди ешь! – донёсся голос мамы с кухни. Бадди как раз сидел на кровати и пытался собрать раскрученный на детали будильник. Услышав мамин голос, мальчик вздрогнул, сунул следы своей преступной любознательности под одеяло и крикнул:

- Уже лечу!

Он помчался на кухню, шлёпая босыми пятками по полу, но оттуда, к сожалению, пахло не жареной картошкой, не пастой или пиццей, а рисом.

- Рис! – Бадди скорчил рожу, забираясь на стул с ногами. – Я не хочу рис, - он посмотрел на тарелку с рисом и тушёным мясом и высунул язык. – Рис – это еда грешников в аду, бе-е-е…

- Не капризничай, - одёрнула его мама и вытерла руки кухонным полотенцем. – Ты уже почти взрослый, завтра десять лет исполняется, а тут – здравствуйте! Кушать рис очень полезно.

- Ну ма-ам… - заканючил было Бадди, но под грозным материнским взглядом взял вилку и принялся есть, делая паузы перед тем, как сунуть в рот очередную порцию риса. Горло, казалось бы, сжималось и само отторгало противную еду.

- Мерси! – окликнул маму из гостиной папа. – Иди скорее, реклама закончилась, начался твой фильм.

- Ой! – спохватилась мама и пошла в гостиную, на ходу развязывая передник. В дверях кухни она оглянулась на Бадди и пообещала:

- Когда всё съешь – получишь пирожное.

Бадди посмотрел в тарелку и увидел, что количество гадкого риса на ней не сильно уменьшилось. Да, наверняка мама даст ему то самое вкусное слоёное пирожное со взбитыми сливками, название которого Бадди точно не помнил. Вроде как оно называлось «Цезарь»… «Фу, как люди едят такую гадость?..» - задался вопросом мальчик, ковыряя вилкой неаппетитное блюдо. Всё мясо оттуда он уже выловил, остался один только рис. Бадди был уже очень большим мальчиком – ему завтра будет десять лет, но ему было совершенно непонятно то, что другие взрослые люди, в отличие от него, едят всякую гадость – зелёные оливки, рис, винегрет и манную кашу.

Бадди тоскливо посмотрел в окно, и тут ему пришла в голову неплохая идея. Он оглянулся убедиться, что мамы нет в коридоре, и подошёл к окну. Приоткрыв его, мальчик метнулся обратно к столу и взял тарелку с едой…

Через десять минут мама зашла на кухню и увидела довольного Бадди и чистую тарелку. Мальчик болтал ногами, сидя на стуле, и выжидающе смотрел на мать.

- Какой молодец, - мама взъерошила волосы на голове Бадди. – Вот видишь, а ты капризничал, - она подошла к хлебнице и достала оттуда пирожное. – Вот твой любимый «Наполеон».

- Ух, мам! – обрадованно схватил пирожное Бадди. «Интересно, варёный рис же не прорастёт?..» - подумал он, откусывая одним махом половину, и представил себе рисовое поле под их окнами.

Когда пришло время спать, Бадди сначала предпринял ещё одну попытку собрать будильник, но у него снова ничего не получилось. Тогда он просто спрятал все детали под кровать. «Надеюсь, папа не заметит», - нервно передёрнул плечами мальчик. Будильник был в виде покебола, и его подарили Бадди на прошлый день рождения: с пяти лет мальчик только и кричал, что хочет быть тренером покемонов и выигрывать состязания. «Всё равно я завтра получу у того дядьки-профессора чармандера и отправлюсь побеждать всех-всех. Какое кому дело до тупого будильника», - успокоил себя Бадди и накрылся одеялом с головой. Он пролежал так около часа, грезя о том, как с завтрашнего дня слава о юном, но необыкновенно талантливом тренере пойдёт сначала по его родному региону Канто, а потом и дальше. Спать будущему необыкновенно талантливому тренеру совершенно не хотелось, и он пролежал так, как ему казалось, почти до рассвета, но потом как-то незаметно Бадди уснул.

Когда мальчик проснулся утром, то почувствовал какое-то облегчение: ему снился какой-то ужасно тяжёлый и неприятный сон. Бадди не помнил, что там было, но определённо был рад, что это всё случилось с ним не наяву. Спросонья он подумал, что комната какая-то уж больно огромная, а ведь за эту ночь он как будто должен был вырасти на целый год – с девяти лет до десяти. Бадди спал всё-таки слишком мало в эту ночь, поэтому снова задремал.

Окончательно и бесповоротно его разбудил стук в дверь и голос матери:

- Бадди! Просыпайся, с днём рождения, сынок!

Дверь открылась, и в комнату зашла мама. Бадди свернулся калачиком и притворился спящим.

- Эй, Бадди, я знаю, что ты где-то здесь. Ты сейчас наверняка сидишь в шкафу, озорник, а в кровати – подушка, - весело сказала мама и приподняла одеяло. В глаза Бадди ударил яркий свет, а следом он подскочил на кровати от маминого испуганного визга. Она отскочила в сторону, выпустив из рук одеяло. Бадди сел на кровати и потряс головой:

- Что такое, мам?! – удивился он. Мама поступила нетривиально: она кинулась из комнаты вон с воплем «Какого чёрта у нас в доме пикачу?!»

- Дожились, совсем с дуба рухнула, - буркнул мальчик себе под нос. В ушах у него звенело от маминого крика. Он протянул руку, чтоб почесать ухо, но его пальцы нащупали какой-то длиннющий пушистый рог на месте уха. Бадди весь похолодел и медленно поднёс к лицу руку. Вернее, лапу. Коротенькую, но толстую лапу, покрытую золотистым мехом. Бадди ущипнул себя сначала за нос, а потом за бок, чтоб проснуться. Но лапа так и осталась лапой. Бадди соскочил с кровати и подбежал к зеркалу во весь рост. Так и есть: отражение смотрело на мальчика круглыми чёрными глазами и нервно дёргало ушами.

- Что это за… - Бадди выругался, использовав то самое слово, за которое однажды отведал отцовского ремня. – Ма-а-ам! – крикнул он громче. – Это я, Бадди.

- Ты слышишь?! Слышишь этот писк? – донеслось из коридора. – Твой сын опять притащил домой покемона! Почему пикачу? Я же сто раз говорила, что я боюсь и терпеть не могу этих ваших мышей!

- А где сам Бадди? – спросил папа.

- Я не знаю, - после паузы растерянно ответила мама. – Наверное, спрятался где-то, чтоб не наругали.

- Мам! – снова крикнул Бадди и побежал к двери. Пару раз по дороге он запутался в собственных лапах и упал. Центр тяжести сместился, новое тело было ужасно неудобным. Он проскочил в приоткрытую дверь и остановился перед мгновенно замолкшими при его виде родителями. Мама быстро шагнула за папину спину и шёпотом сказала, кивая на Бадди:

- Что будем делать с мышью?

- Надо словить и посадить в коробку, пока не удрал. Пикачу любят бить всех подряд током. Он может быть опасен, - тоже понизив голос, ответил папа. – Тащи резиновые перчатки!

Мама тенью метнулась на кухню.

«Чёрт, - подумал Бадди, - сейчас они словят меня и запрут. И они не понимают, что я говорю! Нужно бежать, бежать… Куда?.. К дядьке-профессору!» Он сделал пару осторожных и, как ему казалось, незаметных шажочков к лестнице.

- Скорей, он собирается удрать! – крикнул маме папа. Мама прибежала, размахивая перчатками, как индеец томагавком. Папа вырвал их у мамы и рванул к Бадди. Тот, ругая новое тело за неповоротливость, развернулся и припустил что было духу к лестнице. Папа бы его непременно словил, но уже на самой лестнице неуклюжесть Бадди сыграла ему на пользу: он споткнулся и кубарем скатился со ступенек.

На счастье, окно внизу было открыто на проветривание. Лучше бы, конечно, оно было открыто полностью, но и так сойдёт. Бадди со второй попытки вспрыгнул на подоконник и полез в узкую щель. И – чёрт возьми! – застрял. «Это конец», - обречённо подумал Бадди, тщетно пытаясь пролезть.

- Попался! – крепкая отцовская рука, которую Бадди научился опасаться за её подзатыльники, ухватила того за хвост. Бадди запаниковал ещё сильнее, тем более, что хвосту было очень больно. Он внутренне напрягся и почувствовал, что у него отчего-то зазудели щёки.

- Отпусти-и-и-и! – что было сил закричал он и дёрнул хвостом. Дальнейшее было неожиданностью и для Бадди, и для его отца, так и не надевшего спасительные перчатки.

Бадди ослепила яркая вспышка и оглушил рёв отца, после чего его хвост внезапно оказался на свободе, а вот окно, в котором он застрял, затрещало и начало медленно крениться внутрь дома. Бадди оглянулся и увидел, что отец, закатив глаза, судорожно хватается за ручку окна и падает назад. Под отцовским весом окно поддалось и с жутким треском и звоном разбитого стекла рухнуло на пол.

- Майк! – отчаянно завопила мама и рванула к отцу, думать забыв о поимке пикачу. Судя по непрерывному потоку ругательств и слабому шевелению придавленного рамой папы, тот был живёхонек.

- Прости, па, - виновато пробормотал Бадди и, снова прыгнув на подоконник – на этот раз без особых проблем, – задал стрекача. «Ну и дела, ну и дела!..» - приговаривал он про себя, мчась вдоль тротуара куда глаза глядят.

Только десять минут спустя, выдохшись, Бадди остановился. «Куда я, собственно, бегу?..» - спросил новоиспечённый пикачу и тут же сам себе ответил: - К профессору, конечно же! Только вот… где лаборатория профессора? Мама должна была дать мне карту за завтраком…» Он приуныл. Неужели придётся возвращаться и воровать у мамы из комнаты карту? Бадди вспомнил папу и его резиновые перчатки и решил, что ни за какие коврижки не вернётся назад в таком виде. Всё-таки бить папу электрошоком – а ведь это был электрошок, вне всяких сомнений, - как-то не соответствует поведению любящего сына, каковым Бадди себя считал.

«Думай, Бадди, думай… - приговаривал он про себя. Озарение не заставило себя ждать: - О! Через два квартала живёт этот тупой жиртрест Грэхэм, у него сегодня днюха. Наверняка он тоже хочет стать покемастером. Он же не настолько дурак, чтоб упускать шанс…» - так размышлял Бадди о своём однокласснике. Он решил увязаться за Грэхэмом и найти профессора. «Только нужно торопиться, - решил Бадди. – Хоть Грэхэм и увалень, но он наверняка не хочет получить отстойного покемона из-за того, что будет спать до обеда».

Дорога до дома одноклассника ему была вполне знакома. Хоть Бадди и смеялся над Грэхэмом за его спиной, но тот, пожалуй, был единственным, кто не пытался хоть раз устроить ему самому взбучку или посмеяться над ним в ответ. Наивность Грэхэма давала Бадди повод и смеяться ещё больше, и продолжать как ни в чём не бывало играть со своим объектом насмешек в войнушку. Так что «этот тупой жиртрест» был кем-то вроде друга Бадди, если так можно выразиться.

«Ну, вообще влип я… - запоздало начал причитать про себя Бадди, переходя улицу по светофору. – Вот, блин, клёвый день рождения легендарного покемастера. С днюхой тебя, Бадди, лошара желтопузый…»

Люди удивлённо оглядывались на не боящегося людей беспризорного пикачу, деловито, совсем по-человечески куда-то спешащего.