Гураен
Гураен подошёл к шелестящим на морозном ветру флажкам, понюхал. Флажки пахли обыкновенно – человек почти не чувствовался. Гураен вжался в снег и прополз под ограждение. Флажок жёстко погладил его по заиндевевшей спине, и Гураен брезгливо передёрнулся. Встал и пошёл в лес, в бесконечно знакомое ему пространство, не отряхиваясь и не оглядываясь.
Лес глухо жужжал, встряхивая с елей лежалые нашлёпки снега. Где-то под мостом журчала вода. Гураен сел, задрав морду, завыл было, но сразу прекратил вой. Некого было звать в этом, застывшем на зиму лесу, он был один. Может быть, последний Гураен на Земле. И он знал это. И подчас жил по инерции, а подчас потому, что он последний.
Флажков, покеболов, прочих человеческих хитростей он не боялся. Он давно изучил их.
А красный свет – будь-то покеболов или флажков – ничего не говорил ему, в глазах давно убитой подруги в минуты нежности светился такой же красный свет.
В лесу было голодно, и Гураен часто наведывался в деревню. Он брал пищу одинокой Мэрип, Раттатой, порой – отбившимся от стаи щенком Гроулайта. Быстро перерезал жертве горло, закидывал на спину и, не торопясь, уходил в лес.
Он проделывал это даже на глазах у людей с равнодушным бесстрашием, не обращая внимания даже на выстрелы. И поэтому казался заколдованным.
Не раз на него устраивались облавы, лучшие тренеры пытали счастье, но он оставался не пойманным. И не убитым. В конце концов, назначили награду за его голову.
В это утро всё было необычайным. Воздух, сырой и крепкий, щекотал ноздри, грудь вздымалась, шерсть на загривке щетинилась. Гураен долго хватал пастью вино весны, а потом завыл, призывно и грозно. И слушал тишину леса.
Одиночество не гармонировало с весной. И Гураен пошёл к людям.
Он остановился на краю посёлка и увидел Гроулайта тренера-помощника Дженни.
Крупный, гораздо крупнее обычных, Гроулайт бегал в снег за брошенной палкой, балуясь. Он почувствовал Гураена гораздо раньше человека, обернулся, подбежал к нему.
– Укус! -закричал тренер, неловко ища пистолет или хотя бы покебол, – Укус, Арок!
Повинуясь привычной команде, Гроулайт сделал ещё шаг вперёд.
Гураен стоял легко и просто. Он расправил грудь, грациозно упёрся толчковыми лапами прямо в снег. Он не шевельнулся – ждал. В глазах светилась озорная радость.
Только сейчас стало видно, как он огромен. Гроулайт стоял рядом, но не заслонял его. А тот не двигался с места и улыбался псу.
Гураен двинулся и Гроулайт упал в снег, дрожа крупной дрожью. Гураен пошёл к человеку.
Пуля тупо ушла в снег, другая. Руки тренера тряслись, но он был волевым человеком, поэтому стрелял ещё и ещё. Свинец обжёг шерсть у плеча, но Гураен не ускорил шага. Он шёл, играя мышцами, и глаза горели совсем по-человечески. Он не казался больше худым, хотя зима была голодной. Он был красив, а красота не бывает худой.
Смелый тренер заверещал по-Плюссурски и, как его Гроулайт упал в снег. Тогда Гураен остановился. Остановился, посмотрел на тренера, прикрывшего голову руками, на Гроулайта поодаль, сделал движение к чёрной железине пистолета – понюхать, но передумал. Повернулся и пошёл в лес, устало, тяжело. Он снова был худым и снова гремел его скелет под пепельной шкурой.
Он шёл медленно, очень медленно, и человек успел очнуться, подтянуть пистолет, выстрелить.
Он был человеком, человеком и тренером, и поэтому он выстрелил. Он был помощником Дженни, а Гураен шёл медленно и шёл от него, и поэтому он попал.
Минуту спустя Гроулайт бросился и запоздало выполнил приказ – Укус. А с востока дул жёсткий, колючий ветер, и больше не было весны. До неё было ещё два месяца.
Белая Амбреонка 8.12.03